Все правки по вашим советам внесены, всем спасибо.
* * *
— Не нравится мне это, — комиссар Шмулевич опустил бинокль. — Не нравится до крайности, товарищ Заславский. Пока они слишком далеко и кружат за озером Нарочь... Однако, скоро стемнеет, немцы вернут авиацию на аэродромы. А завтра?
— Завтра они вернутся, — буркнул командир отряда. — Ничего не скажешь, повезло нам...
— А вы не расстраивайтесь. Ведь действительно повезло? С темнотой уходим на «точку два», оставаться на островах нельзя. Жаль бросать базу, но жизнь дороже.
— Что ж это за самолетик такой? Генштабовский?
— Очень вероятно. Я бегло просмотрел некоторые документы — на всех аббревиатура «OKW», верховное командование Вермахта. Да, Заславский, вы правы. Это генштаб или нечто весьма близкое — командование армии, к примеру. Несколько генералов... — комиссар выдержал паузу и повторил: — Повезло. Прикажите людям собираться, до заката всего два часа. Чем дальше уйдем, тем лучше.
Самолеты начали летать во второй половине дня: звук моторов доносился с запада и северо-запада, то приближаясь, то почти совсем исчезая. Из отряда действовавшего под Сморгонью по рации кратко сообщили — кружат над лесами, идут тройками, будто прочесывают. Гарнизон в самой Сморгони подняли по тревоге, больше ничего не известно. Похоже, у немцев случилось что-то серьезное.
— Серьезнее некуда, — проворчал Шмулевич, получив от связистов радиограмму. — У нас за такую потерю командование ВВС под трибунал бы пошло. С вытекающими.
На месте катастрофы трудились не покладая рук полтора часа: как и приказал комиссар, не должно было пропасть ни единой бумажки! Обыскали трупы, документы складывали в мешки. Двоих тяжелораненых — гражданского с разбитой головой и генерал-майора на волокушах переправили в «госпитальный» блиндаж с указанием доктору Раппопорту и его помощницам сделать все возможное: значение этих пленных сложно переоценить.
Шмулевич составил шифровку для Минского подпольного обкома и первого секретаря ЦК КП(б)Б Пономаренко: захвачены важнейшие документы противника, любой ценой требуется переправить их на Большую землю. Как — вам решать. Обстоятельства «захвата» комиссар не уточнил, потом.
Ответ пришел вскоре — принято, поддерживайте связь. О решении будет сообщено.
Одна беда: принять самолет с Большой земли в районе Свенцян невозможно, мешки с неслыханными трофеями придется переправлять в отряд «Большевик» базирующийся сотней километров западнее, под Лепелем. Далековато, но не беда — походы за Березину не были для подчиненных товарища Заславского чем-то из ряда вон выходящим. Бутаев со своими ходил зимой и ничего, вернулся жив-здоров.
— ...Этот совсем плох, — объяснил комиссару доктор, указав на пожилого мужчину, первым доставленного в лазарет. — Теменная и лобные кости раздроблены, правый зрачок увеличен, поднимается температура.
— И что? — наклонил голову Шмулевич.
— Кровоизлияние в мозг, Семен Эфраимович. Он не выживет. Даже если бы у меня была возможность сделать трепанацию в таких... кхм... неудобных условиях, это не помогло бы.
— Разрешите взглянуть?
— Конечно.
Этому человеку было лет за пятьдесят. Коротко постриженные седые волосы, кровь отмыли небрежно, что искажало черты лица. Одет в черные брюки и бежево-коричневый френч с четырьмя пуговицами и накладными карманами. На правом нагрудном кармане единственный железный крест, дата — 1914 год, значит воевал еще в Империалистическую. Выше — золотистый значок со свастикой.
— Обыскали? — повернулся комиссар к доктору.
— Оружия и документов нет. Только письмо на немецком языке, написано от руки. Несколько безделушек, ручка с золотым пером — она сломалась напополам, — и две пастилки в фольге. По-моему, лекарство. Посмотрите на столе... Кстати, обратили внимание, усы у него как у Гитлера.
— У меня такие же, — криво усмехнулся Шмулевич. — Не сомневаюсь, это какой-то гражданский чиновник из Пруссии, не из крупных. В лучшем случае, снабженец, интендант; знаки различия отсутствуют, одет — скромнее не придумаешь. Меня больше интересует генерал-летчик.
— Тяжелое сотрясение мозга и пять ребер справа, — уверенно сказал доктор. — Придет в себя.
— Присматривайте в оба глаза. Я пришлю двоих бойцов Бутаева.
Комиссар подошел к столу, застеленному сероватым льном, перебрал пальцами найденные у пожилого вещицы и забрал только письмо: иногда личные послания куда интереснее для разведки, чем штабные документы. Мельком глянул на подпись:
«...Ihre Eve. Berhtesgaden, 10. Marz 1943».
Выходит, отправлено третьего дня. Кто она, эта Ева?.. Впрочем, сейчас это совершенно неважно.
* * *
«Точка два» была одной из запасных баз отряда — в сорока километрах на северо-восток, в лесах за речкой Дисна. Такая глухомань, что Свенцяны покажутся едва ли центром мирозданья. Погода к вечеру начала портиться, пошел снежок — это хорошо, немцам будет труднее напасть на след. Отряд пойдет пятью группами по разным тропам, такие предосторожности обязательны: не повезет одним, выберутся другие. Через два дня все должны собраться в новом лагере.
— Может, зря мы?.. — неуверенно сказал Заславский комиссару. — А если самолет не найдут?
— Этот — найдут, — отрубил Шмулевич. — Поверьте, чувство опасности меня пока не подводило, а сейчас в груди щемит очень уж нехорошо. Мы теперь не отступать должны, а ноги уносить. Так, чтобы пятки сверкали. Кому будут нужны наши трофеи, если завтра немцы обложат Свенцяны со всех сторон и начнут выкуривать нас артиллерией? Предпочитаю рассчитывать на худшее.
— Так я разве спорю? Глядишь, ночью и проскользнем.
— Пленного генерал-майора беречь как зеницу ока, себе в хлебе отказывать, а его кормить. Пока не представляю, как мы его доставим в расположение «Большевика» в Лепель, однако что-нибудь придумаем...
— А второй?
— Умер час назад.
— Бросим здесь?
— Зачем оставлять лишние следы? Приказал Степке и его вестовым забрать труп из лазарета и оттащить к Свидельской топи. Набили карманы камнями и в омут, никто не найдет. Степка крест с френча открутил, паршивец — трофей захотел.
— Да и черт с ним, с этим немцем... Я выступаю с первой группой, вы с третьей, Бутаев с пятой. Двигайтесь на Подсвилье, и поосторожнее, когда станете пересекать виленское шоссе — раз объявлена тревога, движение будет и ночью.
— Вы решили поучить меня осторожности, товарищ Заславский? — Шмулевич посмотрел на командира поверх очков. — Смею вас уверить, это лишнее.
— Да я так просто сказал...
С темнеющего неба падали редкие снежинки.